Разработка основ эволюционной типологии позволяет увеличить достоверность ностратических исследований. В «Сравнительно-исторической грамматике финно-угорских языков» предлагаются динамические модели падежных систем финно-угорских языков и определяется их роль в становлении тех или иных грамматических классов слов — наречий, прилагательных, причастий, порядковых числительных. В монографии даются схемы, иллюстрирующие динамические модели в действии, — схемы, показывающие изменения падежных систем в плане диахронии и замену одной падежной системы другой в плане синхронии; сравнение этих схем помогает определить степень родства или типологического сходства исследуемых языков и направление развития того или иного языка.

3. Диахроническое объяснение синхронных типов и эволюционная типология языка. Значение теории Веселовского, предложившего генетическое объяснение различных жанров словесного искусства, наметив их место в общей картине эволюции первоначально целостного синкретического действа, можно было бы пояснить сравнением с аналогичным подходом в такой важнейшей области современной науки, как астрофизика. В современных космогонических объяснениях структуры Вселенной диахронические выводы всегда строятся на основе сопоставления синхронно наблюдаемых (в частности, с помощью методов радиоастрономии) объектов, отношения между которыми могут быть объяснены только с помощью диахронической схемы. Сходное разрешение антиномии синхронии и диахронии оказывается возможным и в гуманитарных науках.

В лингвистике - той гуманитарной семиотической дисциплине, которая обладает наиболее совершенным техническим аппаратом, он используется для такого синхронного описания, которое в некоторых отношениях может совпадать с результатами внутренней реконструкции предшествующего языкового состояния. В частности, работа упорядоченных правил в порождающей грамматике языка может - по отношению к определенному фрагменту языка - соответствовать порядку правил, описывающих диахроническую эволюцию (см. Халле 1963, Зализняк 1962, 1964, Топоров 1966) 1.   Поскольку, однако, внутренняя реконструкция обычно не однозначна, одному и тому же синхронному описанию может соответствовать несколько предшествующих ему состояний, выбор между которыми можно сделать лишь на основании типологических заключений о возможных путях эволюции и вероятных сменах одного языкового типа другим.  

Именно потому, что современная лингвистика подошла к синтезу теории порождающих грамматик, где намечена связь синхронного описания с диахронической внутренней реконструкцией (по существу присутствующая уже в первых морфонологических работах молодого Соссюра, Бодуэна де Куртенэ и Крушевского), с типологической теорией, опирающейся на анализ языковых универсалий, для нынешнего языкознания значительный интерес представляют опыты диахронического истолкования выявленных ранее (уже в морфологической классификации языков в XIX в.) и вновь выявлявшихся

языковых типов, которые проводились в нашем языкознании в 30-е годы (по своему характеру они могут быть сравнены с диахронической интерпретацией традиционной аристотелевской классификации жанров у Веселовского).

Одним из предвестников такого подхода к языковым типам был в начале XX в. О. Есперсен, который попробовал выявить диахроническое соотношение, связывавшее между собой флективные языки (типа древних индоевропейских, например, древнеанглийского) и языки аналитические (например, современный английский). Движение от флексии к анализу Есперсеном, как позднее и многими нашими исследователями в 30-е годы, ставилось в связь и с эволюцией внеязыковых структур, хотя, формулируя свое понимание «прогресса в языке», сам Есперсен был крайне осторожен: он отмечал, что «некоторые изменения происходили с наибольшей быстротой в те века, когда культура была в упадке» (Есперсен 1956: 169). Основным в его теории

    было стремление понять осуществившееся в истории таких языков, как английский, движение «от космоса к хаосу» (возрастание энтропии, если воспользоваться позднейшей кибернетической терминологией теории информации, заимствованной из термодинамики, где возрастание энтропии связано с направлением времени) как связанное с направлением эволюции во времени. Поскольку Есперсен подчеркивал собственно языковые факторы (в том числе фонологические), которые в пределах данного конкретного языка (английского) вызвали это направление эволюции, его теории не противоречит наличие языков, которые, проделав сходную эволюцию (например, от общекитайско-тибетского языкового типа с префиксами глаголов и падежными окончаниями через ранний древнекитайский, частично сохраняющий окончания, к позднейшему китайскому чисто аналитическому

    типу), после этого развиваются от анализа к флексии (современный китайский).

Более широкие задачи ставила перед собой намеченная в школе акад. Марра и акад. Мещанинова общая стадиальная теория языка, где предполагалось, что каждому языковому типу соответствует некоторая стадия эволюции. Синхронная типология языков тем самым оказывалась одновременно и средством обнаружения характера их движения во времени.

   Прототипом, или моделью, для подобных исследований были геологическое и палеонтологическое изучение эволюции Земли и биосферы, начиная с работ Кювье. В геологии и палеонтологии сравнение «горизонтальных срезов» оказалось главным действенным средством для получения эволюционных выводов. Поэтому уже к середине XIX в., еще до основных работ Дарвина и Уоллеса, начались аналогичные опыты и в науках о человеке.  

Главное направление исследований этого рода легче всего можно понять на примере Моргана (одного из представителей движения в этнологии, которое повлияло на Веселовского). Он пробовал установить законы развития систем родства не на исторически засвидетельствованных примерах такой эволюции, а сопоставляя «системы родства современных ему народов, находившихся на разных ступенях общественного развития. Эти «горизонтальные срезы» Морган располагал затем в определенной последовательности в соответствии со своим представлением об уровне развития соответствующих народов» (Крюков, 1968а: 373; 1972). Рассмотрение реального развития систем родства позволяет внести известные уточнения в эту схему (см. там же, а также симпозиум о Моргане - Труды 1967). Но идеи, заложенные в этнологии еще Морганом, не утратили интереса до наших дней; в этом отношении характерно посвящение Моргану первого (ставшего классическим) большого исследования Леви-Стросса об элементарных структурах родства (Леви-Стросс 1949), в приложении к первой части которого можно

найти и первый опыт применения математических методов в этнологии (см. Кемени, Снелл, Томпсон 1963: 462, 467).

Развивавшиеся такими этнологами - предшественниками семиотики, как Хокарт, опыты типологического выявления архаических черт в более поздних типах социальных структур (Хокарт 1936, 1950,1970а и б) были созвучны едва ли не всем наиболее значительным проявлениям гуманитарной мысли 30-х и 40-х годов в нашей стране (нередко опережавшей сходные течения, позднее возникшие и за рубежом). Основной подход был «палеонтологическим», если воспользоваться широко распространенной в то время (и адекватной ввиду указанных параллелей в истории науки) терминологией акад. Н.Я. Марра, повлиявшего не только на лингвистические исследования, но на все дисциплины, в той или иной мере примыкающие к семиотике: этнологию, поэтику, археологию. Идея синтеза этих наук в существенной мере (в частности, по отношению к этнологии и поэтике), реализованная уже Веселовским, нашла дальнейшее развитие в трудах ученых этой школы.

Так же, как и этнологи школы Моргана, такие лингвисты этого направления, как акад. И.И. Мещанинов (Мещанинов 1940 и 1975) и С.Д. Кацнельсон (Кацнельсон 1936), предпринимали опыт исследования путей эволюции языка не столько на примере письменной истории отдельных языков (хотя и пользуясь данными их истории дописьменной, реконструируемой с помощью сравнительно-исторического метода), сколько на основе сопоставления разных «горизонтальных срезов», выстраиваемых в один эволюционный ряд. Такая «эволюционная типология» как наука теоретическая противопоставлялась эмпирической описательной истории (которая в принципе должна служить для ее экспериментальной проверки 2) и становилась одним из наиболее популярных средств изучения развития. С точки зрения современных семиотических представлений, выдвигающих на первый план анализ структурных типов, в эволюционной типологии языков было преимущество структурного подхода; характерна, в частности, близость типологической теории номинативного и эргативного строя предложения (Кацнельсон 1936) и грамматической типологии, разрабатывавшейся в те же годы Пражским лингвистическим кружком, где, в частности, было выявлено различие оппозиции именительного падежа винительному как немаркированного маркированному и оппозиции эргатива неэргативу как маркированного немаркированному (Якобсон 1971б); позднее этот вывод был использован для объяснения истории именительного падежа в индоевропейских языках, который сохранял сначала следы маркированности (Мартине 1956: 13-16, Иванов 1958а: 38).

Уже на первых этапах развития общей теории эргативности она получила дополнительный импульс благодаря гипотезе Г. Шухардта и X. Уленбека о том, что «в индоевропейском языке в отдаленный период его развития существовали не именительный и винительный, а активный и пассивный падежи» (Уленбек 1950: 101). Дальнейшее развитие общей теории эргативности и проверка гипотезы об эргативном прошлом индоевропейских языков (см. историю вопроса и библиографию - Климов 1973а: 32-35) привели к существенному противоречию: для общеиндоевропейского с несомненностью восстанавливается винительный падеж, который в языках эргативного строя отсутствует (Десницкая 1947; 1951).

В то же время в работах по эволюционной типологии (Кацнельсон 1936: 103, 1947; Рифтин 1946) были обнаружены черты такого «раннеэргативного» (в современной терминологии - активного - Климов 1973 а, б) языкового строя, которые хорошо согласуются с основными характеристиками общеиндоевропейского языкового состояния. В частности, важное значение имеет вывод, в наиболее отчетливой форме изложенный

И.М. Тройским в его статье в сборнике работ по типологии множественного числа и некоторым другим вопросам эволюционной типологии: «Единой категории множественности, свойственной историческим индоевропейским языкам, предшествовало языковое состояние, при котором раздельная множественность распространялась на имена активного класса, а в пассивном классе имелась только категория собирательности» (Тройский 1946: 61). И.М. Тройский, который был не только одним из наиболее тонких лингвистов этого времени с широким сравнительно-историческим кругозором, но и блестящим филологом, не только привел многие факты ранее известных индоевропейских языков, согласующиеся с таким предположением, которое находит подтверждение и в типологическом сопоставлении с алгонкинскими языками (Ельмслев 1956, ср. Иванов 1958 а), но и указал на значимость вновь открытых данных хеттского языка. Благодаря открытию этого языка «языковое состояние, при котором единственное число имеет развернутую систему падежей, а множественность получает выражение только в сфере субъектно-объектных падежей, становится засвидетельствованным фактом истории индоевропейских языков» (Тройский 1946: 65-66).

Дальнейшие исследования показали, что в хеттском языке сохраняются и некоторые другие черты активного строя, предположенные для общеиндоевропейского на основании типологических сближений (ср. Иванов 1963). В частности, в этом языке достаточно явно обнаруживается формальное и семантическое противопоставление двух серий глаголов (Иванов 1968а), которое в древности было связано с наличием двух родов (или именных классов - активного и инактивного) и соответствующих падежей. Допущение, по которому этот языковой тип мог предшествовать номинативному (и эргативному, отличия которого от номинативного оказываются менее значимыми, ср. Курилович 1962 : 122, Филмор 1968) оживленно обсуждается в современной лингвистике (ср. Климов 1973а), где наблюдается возврат к проблематике эволюционной типологии. В свете недавно установленных фактов хеттского языка в основном правильной оказывается гипотеза Мейе, по которой одному и тому же денотату (например, огонь или вода) в древних индоевропейских диалектах соответствовали два разных имени существительных, соответственно обозначение огня или воды как активной обожествляемой силы и как пассивной стихии (Мейе, 1948: 211-229).  

Если ранее эту гипотезу Мейе мог обосновывать преимущественно сопоставлением разных языков, в каждом из которых сохранилось только по одному из соответствующих парных обозначений, то в хеттском языке, сохранившем древнюю двучленную родовую систему, удается выявить такие пары непосредственно: хет. hap- 'поток' несредний род (также, по-видимому, и в качестве обозначения божества реки, посредством обращения к которому при ордалии - божьем суде определялась виновность или невиновность человека: Ларош, 1973, Уоткинс 1972; ср. также о сходстве хет. Hapaliya- 'имя божества реки' с лик. Kebeliya Нейман 1974), но watar 'вода', средний род; Aknis 'бог огня', несредний род (слово, родственное рус. огонь, ранее считалось заимствованием в хеттский из древнеиндо-иранского, но эта гипотеза не обязательна), но pahhur 'огонь', средний род (следует, впрочем, сделать оговорку, что то же слово в хеттском, в этом отношении уже отличном от общеиндоевропейского, может обозначать и божество огня, Иванов 1963); ср. также образования от одного и того же корня: karat- 'сердцевина' (например, в древнехеттском рассказе о царице Несы сердцевина как обозначение души, внутренности человека: 'боги вложили другую сердцевину' = 'подменили', отсюда и первая часть латин. credo 'верю'), несредний род, kir 'сердце', средний род (Иванов 1963); более детально этот вопрос освещается Т.В. Гамкрелидзе и автором в специальной работе.

Благодаря исследованиям такого рода выяснена та общая система, в которой находят место и отдельные разрозненные гипотезы, выдвинутые еще в тридцатые годы, но тогда

не получившие развития (отчасти именно потому, что они опережали свое время, отчасти же потому, что, как это было обычным для Марра, с блестящими интуитивными догадками, мало или почти совсем не подкрепленными связным доказательством, соединялось отрицание таких очевидных научных истин, как действенность метода сравнительно-исторического языкознания, ср. Абаев 1960).

В частности, в этих новейших исследованиях о языках активного строя подтверждена мысль Марра (Марр 1933: 100) о древности оборотов типа 'у него есть' в значении 'он имеет' (ср. об индоевропейском Бенвенист 1966: 188, 197; Иванов: 1968: 237 с дальнейшей литературой вопроса).

Для исследования грамматической и морфонологической структуры индоевропейского праязыка, как и языков других семей (в частности тибето-китайских), существенное значение приобрел типологический вывод Н.Ф. Яковлева, по которому древним является противопоставление центробежных и центростремительных глагольных форм (Яковлев, Ашхамаф 1941; ср. Паллиблэнк 1965а; Иванов 1968а: 251, прим. 118), сходное с тем, которое было намечено еще в древнеиндийской грамматической терминологии (Бенвенист 1966: 170-175). Это противопоставление и некоторые морфонологические способы выражения этого различия оказались типологически сходными в северо-западнокавказских и индоевропейских языках, что имеет первостепенный интерес ввиду некоторых других типологических сходств, обнаруживающихся при сравнении этих языков (Кейперс I960, Паллиблэнк 1965 а, б ср. Дыбо 1973).

Методы эволюционной типологии, обнаружившие свои достоинства на материале индоевропейских языков, где их можно проверить с помощью вновь обнаруживаемых древних текстов, в то же время оказались ценными и для выяснения древней истории таких дописьменньгх языков, как енисейские. Идея акад. И.И. Мещанинова об отражении в кетском (енисейско-остяцком) глаголе «признаков притяжательного строя спряжения» (Мещанинов 1948: 509) подтверждается новейшими работами, где для форм типа ba-t-a-b-d-aq восстанавливается древнее значение * 'мое-вытаскивание-этого' (откуда позднейшее 'я-вытащу-это', Крейнович 1964: 140-141; 1968а: 25 и прим. 23, 1968б: 185; Вернер 1974: 43-44) подобно b-am 'моя мать', что сходно и с пониманием древнейшей структуры индоевропейских форм типа * es-m(i) 'я есть, был', как бытие - мое' подобие хет. atta-mi '(о) отец мой', piran-mit 'перед мой' и т.п. (ср. Иванов, 1963).

В кетском языке формальное основание для такой реконструкции дает совпадение глагольных показателей группы Б с притяжательными аффиксами, которые в древности могли указывать на принадлежность действия лицу.

Наиболее глубокие мысли, сохраняющие ценность для современной эволюционной типологии языка, были высказаны в «палеонтологическом» (в широком смысле слова) направлении нашей науки в связи с выделением новых синтаксических типов (примером чему может быть обнаружение «раннеэргативного» - активного типа).

К числу замечательных идей Н.Я. Марра принадлежит высказанное им еще в 1931 г. различение двух типов языка: типа, где (как в языке некоторых памятников древнегрузинского языка и в древнеармянском) «определение следует за определяемым, объект следует за субъектом, все последует за сказуемым» при наличии «тенденции к предлогам» (Марр 1933: 296,), и другого типа, где «определение предшествует определяемому, объект предшествует субъекту, все предшествует сказуемому» при наличии послелогов (там же). Взаимосвязь этих синтаксических явлений в языках двух типов, намеченных Марром,  была независимо  от него много позднее на широком